Анастасия Баталова - Исполнитель желаний [СИ]

— Магатея… — заворожённо прошептала Кирочка, — Такое красивое имя…

— Она верховная жрица Прорвы — Богини Плодородия и Материнства. В неё давным-давно влюблён Эрмес, почти с самого своего детства. Она намного старше его, она уже служила богине, когда он родился, но… Этим женщинам доступно какое-то страшное откровение природы, возможно, даже колдовство… они не стареют… Вы сами сможете убедиться, когда они придут. Магатея прекрасна… на неё можно смотреть не отрываясь… каждый жест её — произведение искусства…

Кирочка помрачнела, Аль-Мара тихонько рассмеялась:

— Кажется, ты и сам в неё влюблён!

— Нет, — с лёгким укором заметил ей юноша, — Я только разделяю чувства своего друга. Он постоянно говорит о ней, когда мы одни. Ему, как и мне, девятнадцать, очень многие девушки заглядываются на него, но он с невиданным упрямством бережёт свой голубой браслет. Эрмес надеется, что однажды Магатея выберет его…

— Она до сих пор не выбрала? — с лёгкой досадой осведомилась Кирочка.

— Почему-то… нет. Каждый год она приезжает и удаляется в шатёр с кем-то другим. Это так мучает его. Он сходит по ней с ума… А в шестнадцать лет даже попытался наложить на себя руки, и Магатея, узнав об этом от его матери, долго говорила с ним наедине; она что-то ему пообещала такое, что он даже мне не сказал… С тех пор всё ждёт.

Внезапно жуткий стон донёсся из одной из ближних палаток. Девушки вздрогнули.

— Раненый проснулся… — напряжённо выдохнул Асан.

— У вас тут есть врач?

— Не беспокойтесь… Ему помогут.

— Но… если в игре всё по-настоящему, как ты мне сказал тогда, ночью, — приглушённый голос Аль-Мары звучал взволнованно, — это же слишком страшная игра?

— А жить по твоему не страшно? — спокойно спросил Асан, — Жители Города рискуют не меньше нашего, я уверен. У вас столько лифтов, эскалаторов, автомобилей… Регулярно кто-то гибнет среди всей этой бездушной техники: тут — электрические двери заклинило, там — поезд метро сошёл с рельсов…

Аль-Мара подумала и кивнула. Действительно. Почти каждое утро в сводке новостей оповещают об очередных жизнях, унесённых Городом. На скоростной трассе сбит человек; грузовик сломал ограждение и сорвался со второго яруса автодороги…

— Чем же тогда ваша Игра отличается от жизни, если в ней всё по-настоящему?

Асан пожал плечами.

— Я понимаю о чём ты… Но не знаю, как тебе лучше ответить. Игра просто красивее. Так, наверное. В жизни много обыденного, а мы предпочитаем яркость, азарт, захватывающие приключения…

Протиснулся между шатрами и не спеша выполз на середину лагеря внедорожник, блестящий на ярком солнце как майский жук чёрной гладкой спиной.

Дверца со стороны водителя отворилась и на плотный утоптанный грунт уверенно ступила стройная женская нога в тряпочном кеде и бледно-голубой узкой джинсовой брючине. Следом появилась и сама женщина в простой, мужского покроя, светлой полотняной рубашке, до середины распахнутой на груди, так, что даже виднелась между полами маленькая гладкая чашка чёрного бюстгальтера. Она была худая, со стремительными мелкими геометрически чёткими чертами лица; что-то умиляющее было в выпуклых грудных костях и тоненьких плечах, угадывающихся в полупрозрачных на свету просторных мешках рукавов.

— Это она… — таинственно шепнул Асан стоящей с ним рядом Аль-Маре.

По торжественности его тона и по тому, как изменилось вдруг лицо Эрмеса, с невероятной быстротой отразив друг за другом несколько выражений от восторженной радости до смущения граничащего с испугом, рыжая сразу поняла, о ком речь.

Женщина приблизилась. В руках у неё был большой дутый полиэтиленовый пакет. Эрмес подбежал к ней и молча принял его, протянутый равнодушно-повелительным жестом, таким, каким обычно отдают багаж коридорному отеля.

На остроскулом лице жрицы выделялись не накрашенные узкие, изящно выпуклые губы, довольно длинный тонкий нос и радужно-переливающиеся озерца солнцезащитных очков. Она подняла очки на лоб; глаза оказались большие, светло-карие, с необыкновенно сильным, пронзающим взглядом. Чуть заметно сверкнув любопытством, эти глаза остановились на Кирочке и Аль-Маре.

— Здравствуйте, — сказала, миролюбиво кивнув девушкам, Магатея.

Потом она поприветствовала Асана:

— Привет, — лёгкая улыбка, быстрый взмах руки.

Жрица Прорвы очень мило сощурилась, склонив голову набок, и ловко заправила за ухо упавшую прядь орехово-русых волос — все движения её действительно удивительным образом приковывали внимание; Асан говорил правду, на неё можно было смотреть как на огонь — не отрываясь.

Эрмес уже вернулся, успев отнести пакет в один из шатров.

— Благодарю тебя, — не глядя бросила ему жрица.

Кирочку неприятно поразило такое обращение с серьёзно влюблённым юношей. «Словно с рабом…» — подумалось ей. А ещё мучительнее, больнее задело её то, что Эрмес так легко это принимал: он, казалось, позволял Магатее такое поведение по отношению к себе не только безропотно, но даже с какой-то нежной, покорной радостью.

Кто-то ещё поприветствовал жрицу, и она отвлеклась. Кирочка теперь видела только её гордую стройную спину под парусом тонкой рубахи; через несколько мгновений исчезла и спина — Магатею заслонили обступившие её обитатели лагеря. Повернув голову, Кирочка случайно успела заметить, с какой отчаянной нежностью во взоре высматривал жрицу среди толпы ослепительно прекрасный Эрмес… Небо над бором было синее, и при свете ясного дня серебристо-голубые, как у хаски, глаза юноши сияли ярче; крупные тёмные локоны до плеч ласково, словно женские пальчики, перебирал ветер.

Лучше не смотреть. Почувствовав, как в груди снова разливается неизбывная вековая горечь не-обладания, Кирочка отвернулась.

Кирочка и Аль-Мара были приняты лесными игроками как уважаемые гости; их щедро угощали, разрешили установить палатку, приглашали принять участие в играх и забавах, но на вопросы, когда им можно будет уехать, отвечали неопределённо. День клонился к вечеру. Свет истончался, стволы сосен приобретали смущённый румянец.

Девушек снедало любопытство. Увидеть загадочную жрицу снова им не удалось, но, прогуливаясь вокруг лагеря, они заметили, что слегка на отшибе, в бору, несколько воинов спешно устанавливают небывало яркий и просторный шатёр.

— Сколько времени жрицы пробудут здесь? — спросила Кирочка за ужином у одного из дружелюбных бородачей, успевшего уже хорошенько приложиться к фляге.

— Соберут в самую короткую ночь волшебные семена и уедут, — ответил тот и почему-то загоготал.

Кирочка принялась ломать мелкие палочки и подбрасывать их в огонь, её снова посетила мысль о недосягаемости желаемого; нет на свете муки более острой и более бессмысленной, чем эта; предвкушение удовлетворения или даже счастья от обладания чем-либо всегда иллюзорно, но люди раз за разом наступают на эти грабли; они снова и снова наделяю вещи, события или других людей властью давать им счастье, чтобы потом разочаровываться или оставаться навеки жалкими заложниками несбывшегося…

Аль-Мара возле соседнего костра общалась с Асаном. Юноша довольно эмоционально что-то ей рассказывал, периодически вскакивая со скамьи и активно жестикулируя, она сидела, развернув к нему лицо, и умиротворённо улыбалась. В рыжих волосах девушки загадочно притаились малиновые, медные, оранжевые отблески пламени.

Кирочка вздохнула и, подув на подожжённую палочку, прикурила сигарету от уголька.

Тёплый влажный воздух палатки не давал Кирочке уснуть глубоко. Она ненадолго погружалась в тяжёлое душное забытьё, временами выныривая из него, словно из мутной воды; какое-то время её сознание плавало на поверхности, на самой границе сна и яви, когда реальность перед глазами причудливо сплетается с грёзами… Перед внутренним взором появлялось, прояснялось, приобретало резкость, а затем снова расплывалось и исчезало большеглазое выразительное лицо Магатеи, её красивые губы, которые медленно и грациозно шевелились, произнося какие-то странные несвязные слова…

Кирочка открывала глаза, утыкаясь взором в спасительную черноту палатки. Откинув одеяло, она лежала навзничь, слушала звон одинокого комара, запертого молнией под колпаком синтетической ткани, и ещё больше растравляла себя мыслями. Её не отпускала пронзительная тоска по ощущению от прикосновения к материи, принявшей столь пленительную форму, к нежной щеке Эрмеса, к здоровым блестящим волосам, к губам… Агрессивно желаемые объекты хочется либо заполучить, либо уничтожить… Чёрный смерч, верный Кирочкин спаситель и защитник, затягивал Эрмеса и Магатею в свою адский шейкер; и роскошные тёмные локоны юноши, и его прекрасные глаза, и умилительную птичью хрупкость жрицы алчная мгла воронки поглощала с таким же уверенным равнодушием, как и прочие предметы, листья, мусор, вчерашние газеты…